Неточные совпадения
Уподобив
себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что
на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор
сажает должника в острог или непрерывно сечет его и в вознаграждение не получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать, не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего дня.
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил
себе русский дух, бил подносы с посудой,
сажал на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский дух?
Левин знал тоже, что, возвращаясь домой, надо было прежде всего итти к жене, которая была нездорова; а мужикам, дожидавшимся его уже три часа, можно было еще подождать; и знал, что несмотря
на всё удовольствие, испытываемое им при сажании роя, надо было лишиться этого удовольствия и, предоставив старику без
себя сажать рой, пойти толковать с мужиками, нашедшими его
на пчельнике.
Плюшкин приласкал обоих внуков и,
посадивши их к
себе одного
на правое колено, а другого
на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали
на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал; с тем и уехала Александра Степановна.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит
на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку
посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно…
Между тем Катерина Ивановна отдышалась,
на время кровь отошла. Она смотрела болезненным, но пристальным и проницающим взглядом
на бледную и трепещущую Соню, отиравшую ей платком капли пота со лба: наконец, попросила приподнять
себя. Ее
посадили на постели, придерживая с обеих сторон.
Она так
на него и накинулась,
посадила его за стол подле
себя по левую руку (по правую села Амалия Ивановна) и, несмотря
на беспрерывную суету и хлопоты о том, чтобы правильно разносилось кушанье и всем доставалось, несмотря
на мучительный кашель, который поминутно прерывал и душил ее и, кажется, особенно укоренился в эти последние два дня, беспрерывно обращалась к Раскольникову и полушепотом спешила излить перед ним все накопившиеся в ней чувства и все справедливое негодование свое
на неудавшиеся поминки; причем негодование сменялось часто самым веселым, самым неудержимым смехом над собравшимися гостями, но преимущественно над самою хозяйкой.
Он взял ее
на руки, пошел к
себе в нумер,
посадил на кровать и стал раздевать.
Я старался вообразить
себе капитана Миронова, моего будущего начальника, и представлял его строгим, сердитым стариком, не знающим ничего, кроме своей службы, и готовым за всякую безделицу
сажать меня под арест
на хлеб и
на воду.
— Я уже не говорю о том, что я, например, не без чувствительных для
себя пожертвований,
посадил мужиков
на оброк и отдал им свою землю исполу. [«Отдать землю исполу» — отдавать землю в аренду за половину урожая.] Я считал это своим долгом, самое благоразумие в этом случае повелевает, хотя другие владельцы даже не помышляют об этом: я говорю о науках, об образовании.
Самгин
посадил ее
на колени
себе, тихонько посмеиваясь. Он был уверен, что Варвара немножко играет, ведь ничего обидного он ей не сказал, и нет причин для этих слез, вздохов, для пылких ласк.
— Я тоже чувствую, что это нелепо, но другого тона не могу найти. Мне кажется: если заговоришь с ним как-то иначе, он
посадит меня
на колени
себе, обнимет и начнет допрашивать: вы — что такое?
Он
сажал меня
на колени
себе, дышал в лицо мое запахом пива, жесткая борода его неприятно колола мне шею, уши.
— Дурак! — крикнула Татьяна, ударив его по голове тетрадкой нот, а он схватил ее и с неожиданной силой, как-то привычно,
посадил на плечо
себе. Девицы стали отнимать подругу, началась возня, а Самгин, давно поняв, что он лишний в этой компании, незаметно ушел.
Попробовали устроить одно, — председатель позволил
себе оскорбительные выражения по адресу чина полиции, за что тот собрание закрыл, а я оратора, для примера,
посадил на три месяца.
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за
собою десятка три шагов и,
посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал
себя...
«Что они такое говорят обо мне?» — думал он, косясь в беспокойстве
на них. Он уже хотел уйти, но тетка Ольги подозвала его к столу и
посадила подле
себя, под перекрестный огонь взглядов всех собеседников.
Когда он подрос, отец
сажал его с
собой на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти
на фабрику, потом в поля, потом в город, к купцам, в присутственные места, потом посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет
на палец, понюхает, иногда лизнет, и сыну даст понюхать, и объяснит, какая она,
на что годится. Не то так отправятся посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало.
Она
посадила его подле
себя на диван и шепотом, с остановками, рассказала историю своих сношений с Марком. Кончив, она закуталась в шаль и, дрожа от озноба, легла опять
на диван. А он встал бледный.
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его жизни, когда он ткал узор счастья с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал
себя, как в картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался с ней птичкой, цветком, радовался детски ее новому платью, шел с ней плакать
на могилу матери и подруги, потому что плакала она,
сажал цветы…
Она вдруг поднялась и заторопилась. Тут как раз прибыл Матвей; я
посадил ее с
собой в сани и по дороге завез ее к ней домой,
на квартиру Столбеевой.
Татьяна Павловна, подхватив меня,
посадила на извозчика и привезла к
себе, немедленно приказала самовар и сама отмыла и отчистила меня у
себя в кухне.
Он много рассказывал любопытного о них. Он обласкал одного чукчу,
посадил его с
собой обедать, и тот потом не отходил от него ни
на шаг, служил ему проводником, просиживал над ним ночью, не смыкая глаз и охраняя его сон, и расстался с ним только
на границе чукотской земли. Поступите с ним грубо, постращайте его — и во сколько лет потом не изгладите впечатления!
Ранцева взяла девочку и, с материнскою нежностью прижимая к
себе голенькие и пухленькие ручки ребенка,
посадила к
себе на колени и подала ей кусок сахара.
Проходя назад по широкому коридору (было время обеда, и камеры были отперты) между одетыми в светло-желтые халаты, короткие, широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими
на него, Нехлюдов испытывал странные чувства — и сострадания к тем людям, которые сидели, и ужаса и недоумения перед теми, кто
посадили и держат их тут, и почему-то стыда за
себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
— Лупи его,
сажай в него, Смуров! — закричали все. Но Смуров (левша) и без того не заставил ждать
себя и тотчас отплатил: он бросил камнем в мальчика за канавкой, но неудачно: камень ударился в землю. Мальчик за канавкой тотчас же пустил еще в группу камень,
на этот раз прямо в Алешу, и довольно больно ударил его в плечо. У мальчишки за канавкой весь карман был полон заготовленными камнями. Это видно было за тридцать шагов по отдувшимся карманам его пальтишка.
— Черный нос, значит, из злых, из цепных, — важно и твердо заметил Коля, как будто все дело было именно в щенке и в его черном носе. Но главное было в том, что он все еще изо всех сил старался побороть в
себе чувство, чтобы не заплакать как «маленький», и все еще не мог побороть. — Подрастет, придется
посадить на цепь, уж я знаю.
Он сел
на скамейку и
посадил с
собою рядом Алешу.
Похоже было
на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно
посадить у
себя за стол, хотя, конечно,
на скромное место.
— Да-с, сбежала-с, я имел эту неприятность, — скромно подтвердил Максимов. — С одним мусью-с. А главное, всю деревушку мою перво-наперво
на одну
себя предварительно отписала. Ты, говорит, человек образованный, ты и сам найдешь
себе кусок. С тем и
посадила. Мне раз один почтенный архиерей и заметил: у тебя одна супруга была хромая, а другая уж чресчур легконогая, хи-хи!
В половине 1825 года Химик, принявший дела отца в большом беспорядке, отправил из Петербурга в шацкое именье своих братьев и сестер; он давал им господский дом и содержание, предоставляя впоследствии заняться их воспитанием и устроить их судьбу. Княгиня поехала
на них взглянуть. Ребенок восьми лет поразил ее своим грустно-задумчивым видом; княгиня
посадила его в карету, привезла домой и оставила у
себя.
Не зная, что делать, она приказала молодой девушке идти к
себе наверх и не казаться ей
на глаза; недовольная этим, она велела запереть ее дверь и
посадила двух горничных для караула.
Само
собой разумеется, что такая работа не особенно спорилась, тем больше, что помещик не давал засиживаться в подростках и мальчика пятнадцати лет уже
сажал на тягло.
Посадил козак Иван с
собою на коня своего сына, привязав его к
себе.
— Жалости подобно! Оно хоть и по закону, да не по совести!
Посадят человека в заключение, отнимут его от семьи, от детей малых, и вместо того, чтобы работать ему, да, может, работой
на ноги подняться, годами держат его зря за решеткой. Сидел вот молодой человек — только что женился, а
на другой день
посадили. А дело-то с подвохом было: усадил его богач-кредитор только для того, чтобы жену отбить. Запутал, запутал должника, а жену при
себе содержать стал…
Казаки иной раз
сажали нас
на лошадей и брали с
собой на речку к водопою.
Последними уже к большому столу явились два новых гостя. Один был известный поляк из ссыльных, Май-Стабровский, а другой — розовый, улыбавшийся красавец, еврей Ечкин. Оба они были из дальних сибиряков и оба попали
на свадьбу проездом, как знакомые Полуянова. Стабровский, средних лет господин, держал
себя с большим достоинством. Ечкин поразил всех своими бриллиантами, которые у него горели везде, где только можно было их
посадить.
Однажды он
посадил Вяхиря
на ладонь
себе, поднял его высоко и сказал...
Поселились они с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень — отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то радовался он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить!
Посадил меня
на плечо
себе и понес через весь двор к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты, Максим!»
Собственно для ссыльной колонии неудавшийся опыт пока может быть поучителен в двух отношениях: во-первых, вольные поселенцы сельским хозяйством занимались недолго и в последние десять лет до переезда
на материк промышляли только рыбною ловлей и охотой; и в настоящее время Хомутов, несмотря
на свой преклонный возраст, находит для
себя более подходящим и выгодным ловить осетров и стрелять соболей, чем сеять пшеницу и
сажать капусту; во-вторых, удержать
на юге Сахалина свободного человека, когда ему изо дня в день толкуют, что только в двух днях пути от Корсаковска находится теплый и богатый Южно-Уссурийский край, — удержать свободного человека, если, к тому же, он здоров и полон жизни, невозможно.
Дойдя до холмика, они уселись
на нем все трое. Когда мать приподняла мальчика с земли, чтобы
посадить его поудобнее, он опять судорожно схватился за ее платье; казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под
собой земли. Но мать и
на этот раз не заметила тревожного движения, потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
Они у прежнего помещика были
на оброке, он их
посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю
на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их
на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину.
— Львович, — поправился генерал, но не спеша, а с совершенною уверенностью, как будто он нисколько и не забывал, а только нечаянно оговорился. Он сел, и, тоже взяв князя за руку,
посадил подле
себя. — Я вас
на руках носил-с.
Он взял ее за руку и
посадил на скамейку; сам сел подле нее и задумался. Аглая не начинала разговора, а только пристально оглядывала своего собеседника. Он тоже взглядывал
на нее, но иногда так, как будто совсем не видя ее пред
собой. Она начала краснеть.
Он сначала отворил дверь ровно настолько, чтобы просунуть голову. Просунувшаяся голова секунд пять оглядывала комнату; потом дверь стала медленно отворяться, вся фигура обозначилась
на пороге, но гость еще не входил, а с порога продолжал, прищурясь, рассматривать князя. Наконец затворил за
собою дверь, приблизился, сел
на стул, князя крепко взял за руку и
посадил наискось от
себя на диван.
Курьер как привез его в Лондон, так появился кому надо и отдал шкатулку, а Левшу в гостинице в номер
посадил, но ему тут скоро скучно стало, да и есть захотелось. Он постучал в дверь и показал услужающему
себе на рот, а тот сейчас его и свел в пищеприемную комнату.
— Тошнехонько и глядеть-то
на них,
на мирских, — продолжала Енафа с азартом. — Прежде скитские наедут, так не знают, куда их
посадить, а по нонешним временам, как
на волков, свои же и глядят… Не стало прежних-то христолюбцев и питателей, а пошли какие-то богострастники да отчаянные. Бес проскочил и промежду боголюбивых народов… Везде свара и неистовство. Знай
себе чай хлебают да табачище палят.
У маркизы хранилось шесть больших стихотворений:
на смерть Пушкина, который во время ее детства
посадил ее однажды к
себе на колени;
на смерть Лермонтова, который однажды, во время ее детства, подарил ей бонбоньерку;
на смерть двух-трех московских ученых, которых она знала и считала своими друзьями, и
на смерть Шарлотты Кордай, Марии-Антуанетты и madame Ролан, которых она хотя лично не знала, но тоже считала своими друзьями.
Они расселись по двое и по трое
на извозчиков, которые уже давно, зубоскаля и переругиваясь, вереницей следовали за ними, и поехали. Лихонин для верности сам сел рядом с приват-доцентом, обняв его за талию, а
на колени к
себе и соседу
посадил маленького Толпыгина, розового миловидного мальчика, у которого, несмотря
на его двадцать три года, еще белел
на щеках детский — мягкий и светлый — пух.
Она зажгла свечу у потухающего ночника,
посадила нас к
себе на колени и кое-как успокоила.